Н. П. Жаворонкова. Маленькое Тюрисевя большой Карелии. Воспоминания. (10.07.2011)
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.
Впервые воспоминания Н. П. Жаворонковой были размещены на сайте http://www.netslova.ru/teneta/povest/zhavor.htm в неполном виде. В полном объеме публикуются впервые.
Отец Н. П. Жаворонковой П. Г. Галахов поселился в Тюрисевя сразу после женитьбы. Жену звали Мария, её родители старейшие жители Тюрисевя Наталья Михайловна и Иван Николаевич (фамилия не известна). П. Г. Галахов работал в Государственной Думе младшим стенографом и каждый день ездил на работу в Петербург. Он был талантливым человеком, имел различные изобретения. За одно из них - особо стойкий состав асфальта, купленный государством, он получил большие деньги и перед самой революцией купил дом в Петербурге. После революции семья вернулась в Тюрисевя к родителям жены.
Потом П. Г. Галахов ушёл из семьи и, спустя какое-то время, уехал в СССР вместе с женщиной - цыганкой. Присылал каждый месяц деньги, звал дочерей Зою и Нину к себе в Москву.
В большой дом, где мы жили вначале по приезду папы, переехала новая семья. С детьми Ирой, Ваней и Таней играли каждый день, часто видели их мать - Елену Евгеньевну, а отец, по видимому работал где-то далеко и приезжал редко.
Елена Евгеньевна - худая, с тонким длинным носом, с живыми темными близко поставленными глазками и скошенным к шее подбородком, была по профессии доктор в России. В Финляндии не имела права практиковать. С маленькими болезнями все наше местечко обращалось за помощью к ней; болезни посерьезней лечил живущий Териоках доктор Циммерман, а если дело доходило до консилиума или операции - в Выборге принимал доктор Де-Росси или Деросси. Все они объяснялись на чистом русском языке.
Елена Евгеньевна - дама с нервами. Время от времени видит ужасные сны. Кто-то зловещий таится, подстерегает ее в темной комнате; немеют руки, отнимаются ноги и нет выхода и спасения... Или рыжий разбойник хочет схватить ее на лестнице, когда она спускается со второго этажа. Она бежит так быстро, что он не может догнать ее. Тогда руки его, отделившись от туловища, тянутся за ней, приближаются, настигают и уже касаются края одежды...
Мы, ребята, восторженно переживали вместе с ней ее кошмары, принимая их за страшные увлекательные сказки.
Как-то раз Елена Евгеньевна решила, что за обедом у них сегодня куриный суп. Имея докторский диплом, считала, что зарезать петуха - не такая уж сложная операция, и, вооружившись топором, держа петуха под мышкой, направилась в сарай. Петух, пригревшись, сидел смирно и только тогда, когда она взяла его за лапы, понял, что висеть вниз головой не очень приятно.
Он с силой начал быть крыльями, но Елене Евгеньевне все же удалось стукнуть его топором по шейке. Петух вырвался и, ругаясь по-петушиному, дико заметался по стенам курятника.
"Ваня, Ваня, скорей!"
Наконец, Ваня поймал петуха. Оказалось, что у него лишь подсечены перышки и на шее чуть заметная ранка.
Мы все заступались за обреченного, молили о помиловании - и Елене Евгеньевне пришлось уступить, хоть, сдавшись, она жаловалась, что обед запоздает, что придется ехать за мясом в Териоки, что устала, не держат нервы...
"Так ей и надо," - сказала бабушка Наталья, - "Не убий!"
Два раза в моем детстве Елена Евгеньевна нечаянно, невольно для себя принесла мне беду... В школе эпидемия глаз; я - в первом классе. У Елены Евгеньевны замечательное лекарство. Она вечером капает мне в каждый глаз по десяти капель густой темной жидкости: "Будет немного щипать, но повязку снимать нельзя. Приду утром."
Через несколько минут с глазами случается что-то непонятное. Чувствуется, что их прижигают огнем, прокалывают иголками. Я, довольно терпеливая на боль, привыкшая к ссадинам, царапинам, порезам, начиная плакать, стонать: "Ой, глаза, глаза!"
Но какая непоколебимая вера в знания Елены Евгеньевны! "Терпи" - говорят мне, - "Повязку снимать не велено".
Наконец, в пять часов утра стук в дверь. Елена Евгеньевна врывается в детскую, срывает с моих глаз повязку. Лоб, щеки наполовину, веки - распухшие лиловые! Глаза - красные щелочки!..
Стою, и около меня, как у Стены Плача в Иерусалиме, рыдают мама и бабушка, Зоя, даже кот Котька моргает шустрыми глазками...
"Ты видишь? Ты видишь?" - дрожащим голосом спрашивает Елена Евгеньевна, и честно признается, что лекарство еще из России, много лет без употребления... Она предполагала, что оно утратило силу, потом сообразила - наоборот, часть его могла испариться и тогда должен был получился экстракт!..
Всю ночь бродила вокруг нашего дома, ждала - зажжется ли свет. Но я терпела в темноте, и, не выдержав, она так рано разбудила нас.
К счастью, большая часть капель вылилась со слезами на лицо - и тем спаслись глаза... А ведь они так были мне нужны!
Зная, что Калиса, Галя и Ваня хорошо поют, Елена Евгеньевна надумала основать хор. У нее трое поющих детей и, конечно, пианино - как почти у всех русских в Тюрисевя.
Соседний дом прячется за густыми елками. Туда на лето приезжают две девочки нашего возраста. Они никогда не выходят из своего сада, вероятно, потому, что у одной из сестер щечка сплошь покрыта серенькой мышиной шкуркой. Говорили, что когда мать ждала этого ребенка, неожиданно увидела мышь и, испугавшись, схватилась рукой за щеку... Так что пополнить хор девочки не могли.
Созвав нас, Елена Евгеньевна поступила по-наполеоновски. Наполеон любил хоровое пенье; у него и в походе был свой солдатский ансамбль. Услышав замечательные голоса некоторых наших военнопленных, он приказал своему хормейстеру отобрать поющих и организовать отдельный русский хор. Хормейстер пробовал голоса: в одну сторону - chantera! (петь будет), в другую - chantera pas! (петь не будет)... Так после войны 1812 года с вернувшимися солдатами в русские деревни пришло это французское "chantera pas!" и, переделанное на русский лад, "шантрапа" получило значение бестолковый, никуда не годный.
Нам всегда так хотелось петь, но Елена Евгеньевна лишила нас с Зоей этой радости, мы были шантрапа. Я слышала только раз, как Зоя у кроватки засыпающей дочки Зины напевала вполголоса Колыбельную, а я в детстве пропела целый концерт с постыдными для себя последствиями...
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.