Н. П. Жаворонкова. Маленькое Тюрисевя большой Карелии. Воспоминания. (10.07.2011)
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.
Впервые воспоминания Н. П. Жаворонковой были размещены на сайте http://www.netslova.ru/teneta/povest/zhavor.htm в неполном виде. В полном объеме публикуются впервые.
Отец Н. П. Жаворонковой П. Г. Галахов поселился в Тюрисевя сразу после женитьбы. Жену звали Мария, её родители старейшие жители Тюрисевя Наталья Михайловна и Иван Николаевич (фамилия не известна). П. Г. Галахов работал в Государственной Думе младшим стенографом и каждый день ездил на работу в Петербург. Он был талантливым человеком, имел различные изобретения. За одно из них - особо стойкий состав асфальта, купленный государством, он получил большие деньги и перед самой революцией купил дом в Петербурге. После революции семья вернулась в Тюрисевя к родителям жены.
Потом П. Г. Галахов ушёл из семьи и, спустя какое-то время, уехал в СССР вместе с женщиной - цыганкой. Присылал каждый месяц деньги, звал дочерей Зою и Нину к себе в Москву.
Дом, в котором мы живем, стоит по соседству с домом моей крестной матери Коки. У нас общий забор, но участки большие и дома находятся далеко друг от друга. Кока Мария Андреевна живет с мужем Василием Андреевичем, Ваней - сыном от первого брака с маминым умершим братом Николаем, Галей - дочкой от второго брака, и старенькой бабушкой Клавдей.
Галя, Галочка, Галушка или просто Галька на год младше меня. Она прехорошенькая девочка с толстой косой и большущими глазами. Перед ней я совсем дурнушка.
Как-то будучи малюткой, Галя стояла в саду и смотрела на дорогу. Проходившая мимо пара остановилась и дама воскликнула: "Посмотри, какая большая красивая кукла!"
Галя все дни проводит у нас, и родители ее требуют, чтобы она приходила домой днем кушать. Во время нашего обеда Галька прячется в кустах и ждет. Лишь только мы встаем из-за стола - она тут-как-тут. Ее спрашивают: "Ходила домой кушать?"
"Да."
"А что ела?"
Если котлетки и компот, значит, соврала - и ее безжалостно отправляют домой снова.
Раз зимним вечером, когда уже стемнело, Галя сидела с нами за ужином. Внезапно пришел ее отец и, сердито поставив на стул, стал надевать ей пальто.
Галька ревела и кричала слезным голосом: "Ой голодная, ой не дойду, ой умру!"
А после ужина я побежала к ним проверить, жива ли Галька или взаправду не дошла.
Мы с ней самые маленькие, и все постарше стараются учить нас уму-разуму, поэтому я так рано научилась читать и писать. Галя не проявляла ни к чтению, ни к письму никакого энтузиазма; она больше любила ходить в лес за грибами, собирать ягоды, лежать на берегу моря. Мы много рисовали цветными карандашами, наклеивали в тетрадь блестящие картинки, которые наши мамы покупали в писчебумажных магазинах, собирали красивые открытки.
Галя не была очень доброй девочкой, она часто капризничала, сердилась и как-то, поссорившись, сбила палкой найденное Зоей гнездо доверчивой маленькой птички, свившей его низко в ветвях лиственницы. То, которое вместе с нами хранила и стерегла от котов.
Потом ей стало стыдно и она долго избегала нас. Но ведь Галя была единственной подругой моего возраста и мы дружили тесно и крепко.
А Ваня - всеобщий любимец. Он на шесть лет старше нас. У него темные волосы, вздернутый нос, широкие белые зубы и из-под густых черных ресниц лукаво и с любопытством блестят ярко синие глаза.
Он сразу, с первых дней появления на свет проявил свой лихой нрав.
Кока так рассказывает о дне крестин Ванюши... Уже ждет священник у купели. В сильные холода новорожденных не возят в церковь, а привозят купель на дом. Ваня лежит голенький на гладко разглаженной простынке. Темная головка утопает в кружевах подушечки. Священник стоит рядом, улыбается. Кока надевает Ване крестильное платьице. И вдруг Ванька, поднатужившись, крякнув, выпятив животик, бесстыдно выпускает высокий фонтан. Находчивая Кока, вскрикнув, складывает ладони лодочкой и руки ее наполняет теплая струя. Так спасены постелька, подушечка, платьице и репутация перед священником.
Сегодня у нас в гостях Ужик-Ежик. Это высокий худой моего возраста мальчик с быстрыми карими глазами и чуть смугловатой кожей. Он вовсе не Ужик-Ежик, а Левушка. Это я прозвала его так из-за коротко остриженных волос; потрогаешь, почувствуешь, что они колючие, как иголочки у ежа - только помягче, а Ужик - то ради звучности.
Левушка приезжает редко, его семья живет далеко. Он любит природу и мы вдвоем отправляемся в лес на лыжах.
Зима. Солнце. Мороз. Какая красота! Словно бриллианты маминого драгоценного кольца раскололись на миллиарды хрусталиков и осыпали сугробы и кроны деревьев... Тихо-тихо. Не угнетающе бездыханное молчание, а тишь, благостная, лесная, с зимними короткими трелями птиц, звонко дрожащими на морозце.
Стоим, вдыхаем всем своим существом смолистый целебный воздух. Потрескивают иссохшие сучки, бойкий ветерок скидывает, играя, легкие комочки снега с верхушек деревьев.
А вот и они, певцы и певуньи наших суровых северных широт. Подлетают близко, не боясь, присаживаются на низкие ветви.
Снегирь, толстенький, как ребеночек в красном нагрудничке, не клюет, смотрит по сторонам, будто ждет - вдруг накормит кто-то...
Кокетливые синички принарядились - шапочки черные, кафтанчики желтые косыночками черными повязали, щечки белые, а на крылышки шали пестрые накинули.
У дятла красные короткие штанишки и беретик такой же яркий. Вертит головкой, постукивает, долбит ароматную шишку; временами подружку кличет, четко, властно - "тик-тик-тик-тр-р-р".
И трусихи красавицы сороки, блестящие, лакированные, с опаской поглядывают, осматриваются, пролетая - куда бы укрыться, найти безопасное место.
Дерзкие розовогрудые сойки свысока взирают на синичек - мелкий птичий люд... И все это дружное птичье братство летает, кружится, подает голоса, спускается на полянки, тонкими лапками вышивает крестиками белоснежную пушистую скатерть.
Поеживается Ужик-Ежик, холодно долго стоять на месте...
Снег высокий, мягкий, проваливаются узкие лыжи. Идем вперед по озаренной светозарным солнцем целине.
Изредка лыжные полосы, как атласные ленты наряда невесты, расстилаются по лесу. Озорная метель набросила тяжелые шапки Мономаха на бронзовые замки муравьев - спят в тепле усталые работяги. Да порой размашистые заячьи следы скачут туда-сюда, пересекая наш путь.
Скользим молча, не думая ни о чем. Но внезапно неожиданно, точно кто-то толкнул, разбудил - видим женщину. Она сидит под деревом прямо на снегу.
В моем детском мозгу борятся образы сказок и жизненные понятия взрослых. Кто-кто как не фея может сидеть в студеном лесу без шапки, в тонкой белой одежде, длинной до земли. Ее волосы падают на плечи спутанными прядями. Она сидит прямо, но часто низко нагибается, словно кланяясь нам. Мне страшно, а Ужик-Ежик подвигается к ней ближе, ближе... Я за ним. Нет, это не восхитительная фея Золушки, у нее немолодое обыкновенное лицо.
Быть может, какая-нибудь муравьиная или пчелиная фея - они же бывают разные. Нам хотелось заговорить, но не знали, как обратиться - не назовешь ведь фею тетей.
"Уйдем, уйдем", - прошептала я. Но зарождавшаяся гордость мужчины не позволяла Левушке отступить, и он робко и тихо спросил: "Вам не холодно?"
Взглянув на нас серыми невидящими глазами, женщина вновь наклонилась, и мы заметили, что она без сапог, и так старается мокрым подолом платья прикрыть свои босые ноги.
"Она не фея, - сказал Левушка, - гляди, за деревом следы, посмотрим, откуда пришла."
Следы тянулись неровно, изгибались вправо-влево, делая небольшой круг, возвращались на протоптанную тропу, продвигались, проваливаясь вглубь, шли из далекого леса, куда нам не разрешалось ходить.
"Пошли!" - решил Ужик-Ежик. И мы сразу, повернув лыжи, отталкиваясь, сильно взмахивая палками, помчались к дому.
Когда рассказали о таинственной встрече, взрослые разволновались. Нам нужно было точно указать место, где сидело загадочное существо - и Калиса спешно побежала к соседям звонить по телефону.
Оказалось, что это больная из дальнего дома, которая в сильном жару, в беспамятстве через окно убежала из комнаты. Ее давно ищут. Думали, что она спит в постели, и лишь когда холодный воздух через открытое окно проник в дом, догадались, что произошло.
Больную свезли в больницу, она поправилась, а мы за ее проделки получили много конфет, орехов, пряников от чужих, незнакомых людей.
Все эти сладости и другие вкусные вещи можно было купить в двух тюрисевских лавочках Каулио и Реймана, куда мы с Зоей, возвращаясь из школы, заходили за продуктами, а бабушка Наталья, несмотря на свои больные ноги, шла сама раз в месяц расплачиваться за них.
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.