Н. П. Жаворонкова. Маленькое Тюрисевя большой Карелии. Воспоминания. (10.07.2011)
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.
Впервые воспоминания Н. П. Жаворонковой были размещены на сайте http://www.netslova.ru/teneta/povest/zhavor.htm в неполном виде. В полном объеме публикуются впервые.
Отец Н. П. Жаворонковой П. Г. Галахов поселился в Тюрисевя сразу после женитьбы. Жену звали Мария, её родители старейшие жители Тюрисевя Наталья Михайловна и Иван Николаевич (фамилия не известна). П. Г. Галахов работал в Государственной Думе младшим стенографом и каждый день ездил на работу в Петербург. Он был талантливым человеком, имел различные изобретения. За одно из них - особо стойкий состав асфальта, купленный государством, он получил большие деньги и перед самой революцией купил дом в Петербурге. После революции семья вернулась в Тюрисевя к родителям жены.
Потом П. Г. Галахов ушёл из семьи и, спустя какое-то время, уехал в СССР вместе с женщиной - цыганкой. Присылал каждый месяц деньги, звал дочерей Зою и Нину к себе в Москву.
Какой скучный вечер... Поздняя осень. На дворе тьма, ни зги не видно. Бабушка Наталья читает свои священные книги, Зоя ушла куда-то, мама и Каля в Териоках. Приедут с последним поездом, пойду встречать. Придумала особенную встречу - то-то будут смеяться!..
Уже девять часов, поезд пришел. Стою у калитки, жду. Наконец, вдали показались неясные тени. Впереди мама с Калисой, немного за ними еще трое. Там слышится мужской голос.
Присев на корточки, отталкиваясь от земли руками, я поскакала вперед. Мама с Калей, заметив меня и не поняв в темноте, что движется навстречу, остановились. А я, наоборот, длинными прыжками подскакала к ним почти вплотную и, вскинув руки, издав нечеловеческий крик, подпрыгнула вверх так высоко, как позволяли ноги...
Женские фигуры с таким же нечеловеческим криком метнулись в стороны - и я очутилась лицом к лицу с мамой, Калисой и нашим хорошим знакомым, дядей Володей.
"Безумная, разве можно так пугать!!!"
Но откуда же я могла знать, что наших - трое, а те двое - чужие? На мои неуклюжие извинения незнакомые финки, посмеиваясь, говорили: "Мы думали, что это огромная собака." Им было, видно, стыдно за свою позорную трусость...
Задержавшись на дворе, входя в дверь, услышала нарочито громкий вопрос бабушки: "Маня, а где же та огромная собака?" Но мама рассердилась не на шутку и даже не обратила внимание на это мирное замечание.
И из-за чуть приоткрытой дверцы Калиного шкафа, куда бабушка спрятала меня за вешалку с платьями на время маминого гнева, я с удовольствием и интересом слушала о том, что грозило бы мне, если бы я сейчас попала маме под руку... Но я не помню, чтобы нас когда-нибудь наказывали. За проделки. Все ограничивалось выговорами, назиданиями и угрозами.
Своих дедов - ни со стороны мамы, ни со стороны отца я не знала. Зоя, постарше, помнила дедушку Галактиона - отца папы. Она рассказывала так - это ее точные слова: "Отец папы, дед Галактион - младший сын большой семьи. Эта старая дворянская семья в те времена не была богатой. Старшие братья получили хорошее образование, а последний - Галактион учился в своем селе; женился, говорят, на очень умной девушке и стал жить в деревне, работая в своем поместье...
Помню его один раз в Петербурге, где незадолго до революции отец купил дом на Можайской улице. Я была ребенком и немного испугалась, когда увидела его - высокого, худого, одетого во все черное. И волосы, и борода были черные, только глаза светло-серые - и весь он как-то не подходил к нашей нарядной светлой квартире...
Почему-то поразили меня его высокие сапоги; мне казалось, что такие сапоги носят только военные. Он крепко погладил меня по голове и поцеловал в лоб. Я была рада убежать, когда мне разрешили уйти. Позже спросила у отца, отчего дед носит такую странную одежду.
Отец взял с полки книгу, полистал и показал мне портрет Толстого: Видишь, это граф Толстой, великий писатель, и он носит такую же одежду, и так же, как дед, работает на земле... Но граф был в белой рубашке, светлый - и был совсем не страшный."
Дедушку Ивана Николаевича - отца мамы, я никогда не видала, знала только по рассказам бабушки Натальи. Он простудился, получил какую-то опасную горячку и умер, когда ему было всего пятьдесят два года... Но мы любили его уже за то, что он собрал такую большую библиотеку. У него было много друзей, очень разных по развитию и положению; ко всем он относился доброжелательно, не делая разницы между интеллигентом и совсем простым человеком.
Лес дед знал как свой дом, и многие приходили советоваться с ним по лесным делам. Научилась кое-чему и бабушка Наталья, учила и нас...
Пересаживаешь дуб или можжевельник, смотри, чтобы корни лежали в том же направлении, как до пересадки! Около полудикого яркого цветка Иван-чая уживаются нежные цветы, он корнями согревает землю и они не замерзают при осеннем легком морозце... Не лови бабочек и стрекоз; не стреляй из рогатки птиц - береги их гнезда; не рви зря цветов и веток кустов и деревьев, чтобы бросить их сразу; не топчи муравьиную тропу!..
Дед Иван не любил охоты, но иногда знакомые его приезжали с ружьями, и он ходил в лес с ними... Вернулись раз с богатой добычей, хвастались - три тетерки и глухарь! Не легко подстеречь птицу!
"Да, знаю, не легко подстеречь... Не все вам, слава Богу, достаются - иные живыми остаются..." - ворчит бабушка Наталья.
Бросив птиц в кухне, мужчины ушли покурить. Вскоре и бабушка вышла оттуда и с немножко ехидной улыбочкой сказала: "Вот вы - охотники, значит, и ощипать, и выпотрошить птицу умеете. Так помогите мне это сделать, а я уж дальше сама справлюсь..."
Охотники пошли на кухню и вмиг оттуда донесся дружный громогласный хохот. До этого, разложив тетерок и глухаря на столе, бабушка заметила, что они уже выпотрошены и набиты можжевельником - значит, купив птиц на базаре, приятели не догадались осмотреть их и думали обмануть бабушку, показать, какие они бывалые охотники...
С отцом бабушки Натальи - прадедушкой Михаилом помню лишь одну встречу. Он, девяностодвухлетний, жил один по своему желанию во флигельке на дворе. Зимним вечером шел раз к дому, невысокий, немного сгорбленный,
в коротком пиджачке, без шапки, в высоких валенках. Не раздеваясь в прихожей, прошел в кухню, где хозяйничала бабушка. Вдохнул крепко пропитанный перцем и уксусом воздух.
- Борщ варишь, Наталка?
- Да, на завтра, - ответила бабушка, помешивая деревянной ложкой в кастрюле знаменитый на всю округу украинский борщ, - суп всегда варят накануне. За ночь пропитаются и мясо, и коренья бульоном, вкуснее будут... Садитесь, садитесь, папаша! Как спали?
- Чем меньше, тем лучше, - сказал дед, - жизнь длиннее будет, не всегда сны видятся.
Как смешно, что бабушка называет своего папу на вы... Он снял пиджак, сел и, посмотрев на меня, хлопнул себя по коленке. Я поняла, что это приглашение, и мигом взобралась ему на колени.
Вблизи он показался совсем маленьким, хрупким. Вместо усов и бороды стелились мягкие светлые волоски, пересекали лицо морщины, над серыми глазами моргали белые ресницы из-под розоватых век. Но особенно мне понравились его волосы, седые какой-то особой голубой сединой. Вероятно, он в молодости был темным, как мама. Когда она начала седеть, ее волосы стали отливать голубизной.
Колени прадеда Михаила дрожали; он осторожно покачал меня и пропел дребезжащим тонким голоском: Едет Нина на коне... Но разве так ездят на коне?! Конь бежит быстро, как рысь - рысью, скачет галопом... Я начала подпрыгивать, чтобы показать, как идет конь, но бабушка Наталья спешно одернула меня: "Слезай, слезай, он старый, ему трудно! Ты ведь не перышко..."
- Кто здесь старый, кому трудно? - угрожающе поднял руку прадед.
- Полно, папаша, не хорохорьтесь, - примиряюще заулыбалась бабушка, - сами знаете, сколько годов протекло...
Но прадедушка Михаил снова немного покачал меня и только сказав: Тпру-у, конь, стой, отпустил на землю...
Нина Петровна Жаворонкова-Галахова родилась в Тюрисевя в 1912 году. Живёт в Финляндии. Фотография сделана 27 декабря 1997-го года.